Вика похожа на кошку. ни сколько внешне, сколько по темпераменту. у нее плавные текучие движения не лишенные грации, она изящна как балерина. это очень цепляется за глаза, если наблюдать за передвижением ее тела. вытянутая рука, поворот головы, поза для сидения на стуле - все от начала до кончиков пальцев пропитано глубоким осознанием красоты собственного тела. она точно знает КАК надо себя держать. прирожденная модель, любимая натурщица, великолепная актриса. ее появление - это немая танцевально-театральная постановка. "Мир сцена...." это точно про нее.
Вика - родная сестра Эдди.
и Эдди прошлой ночью привел ее ко мне.
три утра. не тихое постукивания в железо двери, а громкий "лай" входного звонка. всполошившиеся животные нервно переглядываясь привели меня к двери.
там первым актом она - звезда пантомимы подъездного жанра в синем платье ниже колена и серой вязанной кофте, следом антракт в виде "побитого" работой Эдди.
вопросительно смотрю на Эдди, в ответ жмет плечами, мол "черт ее знает". принцесса не замечает, молча и грациозно меняя босоножки на затертые домашние тапки, проходит на кухню. Эдди уже рядом шепчет на ухо: "соскучилась".
ладно, не страшно.
Вика как явление случилась для меня пару лет назад, когда "кошки" в ней было поменьше, но побольше портвейна одесского производства. причем тогда она не только пахла как одесский напиток, но и говорила соответствующе. с налетом приморского юморка. тогда и сошлись мы, собственно говоря, на единых корнях и общности идейного восприятия мира. язык ее тогда как помело несло чушь в массы, с достоинством, но не всегда со вкусом. сначала она пила, болтала, позже вспоминала и жалела. ударившись пару сотен раз своими женственными рожками о бетонную стену непонимания местной интеллигенции, Вика ушла из ораторов, решив, что главная икона для ее вечерних молитв - это искусство. с тех пор она маэстро богээмной жизни. в чем она преуспела куда больше, чем на словесном поприще. ценю ее за молчание. молчит она теперь вовремя, к месту, всегда.
Вика изменила себе в словах, но не стала запрещать себе слушать. я знала, что она пришла ко мне, как на очередную вылазку в оперу. не из интереса к артистам и процессу на сцене, скорее бахвальства ради перед слушателями/зрителями. "смотрите! я хожу в театр". опустим момент пожирания бутербродов с колбасой на остановке рядом с тем же театром в ожидание трамвая. это уже не история, это уже нечто после заключительных титров. то есть неважно, то есть открытый конец(никто ведь там не оговаривает, что жили они долго и счастливо, да померли в один день...).
и вот она внимает речам Эдди, тут иного слова не подобрать... перекидывает одну по-аристократически бледную ногу на другую не менее бледную и не менее аристократическую, и медленно потягивает сигаретку с запахом печенья. не ванилина, а именно печенья. красиво, вкусно, поэтично. как свежемолотый кофе в турке по утрам.
все это представление меня порадовало одним единственным моментом, ради которого все это и писалось. это тем чувством нежного и теплого, что я увидела в отношениях этих двух людей.
Эдди любит бычки, маленькие недокуренные сигареты. он их коллекционирует в небольшой жестяной коробочке из под коллекционного розового чая, в моменты порывов внутреннего гопника, Эдди смакует эти запасы. и вот Вика, упиваясь своим божеством, на секунды изменяла себе, и не брезгуя срывала горящий кончик сигареты, выкуренной до середины, чтобы положить в "хранилище сокровищ" родного брата.
наблюдая за этим действием я осознала, что никакие правила в играх этого мира не заставят людей забывать кровные/сердечные связи. и что результат, человечность есть выбор самого человека.